12 ноября 2022
В этом милом северном городке каждый час громко бьют куранты, а жители очень любят орхидеи и выставляют их в окнах своих домов. Вы уже догадались, что это прекрасный и уютный Вельск…
Фото автора
Вспоминаются летние ароматы этого райского уголка. Здесь у каждого месяца свой неповторимый природный парфюм. В июне чарует нежная гамма сирени, в июле — тончайшие нотки шиповника и жасмина. А вокруг северного городка — поля дурманящих цветов багулы. Они воздушны и нежны, и аромат их так манит: вдохни, да поглубже, а потом ещё множество раз! Но только не сорви тот цветок в свой самый красивый букет… Да и для венка невесты тоже не рви — ведь по народным поверьям «заснёшь надолго, неведомо где и когда проснёшься!»
А в Кириллов день — престольный праздник, и сразу после службы в храме Успения Пресвятой Богородицы все прихожане следуют крёстным ходом сначала меж базарных рядов, что выстроились за оградой этого кладбищенского храма. Торговки стыдливо опускают головы, тупят глаза — им совестно, что они за прилавками «добывают копейку», а не в этих православных рядах. А храм, откуда вышло то великое шествие, выкрашен в нежно-голубой и белый цвета, как небеса и летящие над ним облака…
Потом крёстный ход широкой рекой выливается на улочки этого чудного городка. Впереди — подвижная звонница на открытой бортовой машине. За ней священники в бело-золотистых облачениях несут пунцовые хоругви, развевающиеся на ветру, а позади — горожане, отпускники и жители соседних сёл в светлых платках и белых летних панамах.
А какая здесь Кирилловская ярмарка! На площади с некогда разрушенным Спасо-Преображенским собором и памятником Ильичу, указывающему почему‑то в землю рукой, уже началось шумное гулянье. В углу у торговых палаток — двое стариков с тележкой, гружёной горой свежесплетённых корзин. Им неуютно и одиноко. Переминались с ноги на ногу, как бы извиняясь перед туда-сюда снующей праздной толпой… Извинялись, что товар их, хотя и хорош, но неходовой, несовременный. Старики заглядывали в глаза равнодушным прохожим: «Постой, мил человек! Ну взгляни на дело рук наших, оцени умение! Вот корзины для белья, для лесных даров, для закуси на полевых работах и для всего, о чём ни пожелаешь…» А им будто слышался суровый ответ: «Ну к чему эта маята с корзинами народных умельцев?! Ведь нынче на реку с бельём не ходят, да и пироги с ягодами и грибами легче в магазине купить! Смех, а какие нынче полевые работы?!»
Обыватель точно может подумать: «Зачем эти изделия из дерева, бересты и ивы, ведь на дворе всеобщая эра пластика?!» Пластик в земле, пластик в речной воде, пластик в еде, пластик в морской рыбе и пластик внутри нас! Здравствуй, пластиковая планета Земля! Ведь к тому всё идёт!
Вот и время их чинно представить: Александр Тимофеевич Булатов, мастер плетения из ивы, и его супруга Любовь Михайловна, народный мастер плетения из бересты! Полагаю, всем миром надо им поклониться да узнать о жизни и о здоровье, но куда там — вокруг шум, гам, суета!
…Как же трагичны и жестоки были детские годы, самое начало жизни бабы Любы. В 1930 году её отцу Михаилу предложили физически искоренить класс кулаков — самых работящих в деревне людей. Было приказано разорить их дома и отправить все семейства «в расход»! Но как можно такое, ведь вся деревня — его близкая родня?! Какая жуть… стать Иудой и погубить родное село! Столь тяжёлое испытание Михаил не прошёл. За ослушание грозила «высшая мера», вот и пришлось бежать быстро и далеко. За тридевять земель, но не в тридевятое царство, а на Тихий океан. Устроился моряком на судно, идущее из Владивостока в японский порт Нагасаки…
И за сбежавшего Михаила отвечать пришлось любимой супруге — Анну обвинили в краже коня. Случилось так, что в деревне лошадь пропала, а Анна, отловив её, ходила по домам и стучала в каждую дверь: «Чья пропажа? Не вы ли потеряли коня?» А хозяин коня был суров и вместо «спасибо» обвинил в воровстве. И был деревенский суд, и не было никакой возможности сказать в оправдание даже несколько слов. Всё было предрешено: «Десять лет строгого режима!»… За супруга Михаила!
Но высокий суд сжалился над рыдающей Анной, не позволив трём её дочкам — Ефанье, Любе и Октябрине — умереть на морозе. Отвели и оставили их… на конюшне. Там жили, там и взрослели. А местом их ночлега были сёдла, сбруя и хомуты, а от морозов укрывались попоной и сеном. Каждый день девочки плакали, маму ждали, но не дождались. Позднее мама Анна в «местах не столь отдалённых» в Великую Отечественную подала заявление на фронт и погибла в боях на Украине…
Прошло время, и с «железными» документами с Дальнего Востока вернулся отец. Вместе с тремя дочерьми они скрылись подальше от людей на хутор Овсянки. В детстве бабе Любе пришлось стать охотником, била белку, куницу, лису, а ходить на волка не приходилось… Сооружала мерёжи, ставила их на реке и силки мастерила к охоте. На обувку не было денег, так научилась и лапти плести, потом — берестяную посуду и туеса! Именно тогда её детские руки ощутили тепло бересты.
Выходит, что не из чистой любви к искусству родилась её тяга к народным ремёслам, а от безысходности и крайней нужды… Борис Шергин писал: «Не угасает то, что стало сокровищем от юности. Непонятно, почему ещё с детства сердце устремляется к чему‑то единственному, и этой любовью человек живёт и дышит всю жизнь». Вот откуда размотался клубочек её творчества…
Но это не конец той давней истории. Оказалось, что давным-давно мастерица баба Люба повстречала своего супруга в сельсовете у счетовода. Тот выписывал трудодни в своей преогромной амбарной книге, и именно тогда невзначай открылось, что родились‑то они в один день и в один месяц 1926 года! Чудеса: всё-всё совпадало! Молодые переглянулись, потом засмеялись над счастливым для них колхозным талмудом и порешили, что ежели Господь всё так точно управил, то и жить им полагается вместе и навсегда!
Прошли годы, и я снова в доме, наполненном теплом бересты. Внешне всё, как и много лет назад, но только не стало Александра Тимофеевича. Победила мастера старая хворь. В доме также высилась гора готовых корзин и пестерей — берестяных коробов. На полках — сосуды тоже из бересты с узкими горлышками, в которых соль не сыреет. А здесь — солонки, сплетённые в форме уточки, которые зовутся кутюшкой. Вот хлебёнки, плетешки и много шаркунков — «звучащих» берестяных детских игрушек. Любовь Михайловна для гостя поставила чай, и вдруг мастерица задумалась и в сердцах мне сказала, что не раз пыталась, но так и не смогла сделать тройку берестяных коней. Видно, это память из её трудного детства…
Николай ЧЕСНОКОВ
