25 мая 2015

Фото Михаила Барабанова

Май подходит к концу, и грибники ждут не дождутся, когда можно будет «расчехлить» свои «ружья» – лукошки и отправиться на тихую охоту в лес.

 

Как известно, грибочки бывают природными, тепличными и выращенными в домашних условиях (доморощенными). Какие предпочтительнее? Об этом размышляет автор «Грибной охоты» Алексей Колядов. Кстати, книга эта получила всероссийскую известность. Текст печатается впервые.

Где-то в середине мая жена возвращается с работы и вытаскивает из хозяйственной сумки, заполненной покупками, пакет беленьких кругляшей, которые издали принимаю за что-то кондитерское, не очень подходящее нам, пожившим.

– Нашла что купить! –  восклицаю я. – Лучше напекла бы сырников: они полезные, не то, что пирожные!

– Да какие пирожные! – удивляется жена. – Не видишь что ли – это шампиньоны! Знаю, как ты относишься к тепличным, но не выдержала. Ведь уже год без грибов сидим, непривычно как-то!

Подхожу поближе и беру в руки упругий на ощупь пакет с молодыми (ни одного с развёрнутой шляпкой!) шампиньонами. Встреться такие где-то на лесной полянке или под кустиком бересклета – почувствовал бы себя счастливчиком: такие красавчики! А тут – держу их в руках и не знаю, как отнестись: то ли радоваться, а то ли остаться верным себе: тепличного не есть, ещё не известно, на какой почве и с какими добавками они выращены! Пытаюсь развязать пакет, узел не поддаётся, и я срезаю его ножом, торопясь взять в руки горстку крепеньких, как сытые поросята, шампиньончиков обыкновенных. Кладу парочку на ладонь и внимательно рассматриваю. Придирчиво ищу отличия от тех, что нередко встречал в природе. На первый взгляд, грибки как грибки – с розоватыми пластинами под сухой шляпкой, почти прижатой к белой толстенькой ножке с плёнчатым кольцом. Разве что чешуек на ней почти не видно и цвет её слишком уж белый, не сероватый, как чаще всего – у природных. Но, впрочем, и природные абсолютно похожими не бывают, многое зависит от того, на какой почве и в каком месте – открытом или затемнённом – они растут. Попробовать разве что на запах? Принюхиваюсь и ничего привычно грибного, приятного не ощущаю. А запах – это не что-то необязательное, а очень существенное, идущее от внутреннего содержания. Выходит, прав был я, не советуя жене покупать магазинных грибков?

Татьяна, насмешливо наблюдающая за мной, не выдерживает:

– Скажешь, не то купила? Даже запах не чувствуешь? Конечно, у тех, что в природе, он посильнее! Но одним запахом сыт не будешь…

Занявшись приготовлением жаркого из шампиньонов, жена ещё что-то толкует о моей излишней разборчивости. А я, не споря с ней, вспоминаю своё детство в Лесной Слободе на Рязанщине, родителей, приучивших меня к сбору грибов и наслаждению ими, и почему-то не вижу шампиньонов. То ли они не росли в наших краях, то ли просто все местные жители, как и мои папа и мама, обходили их стороной, считая недостойными внимания. Лишь лет в двадцать, переехав вместе с родителями в Куйбышев (Самару), увидел их к своему удивлению в одном из магазинов и отнёсся как к чему-то экзотическому и неприемлемому.

Позже, уже в постсоветский период, воспринимал их как данность нового времени и, случалось, употреблял в годы, скудные на лесные грибы. Разумеется, и недавно, не дождавшись второй грибной волны (первой апрельско-майской, и основных третьей и четвёртой в прошлом году в нашем регионе, как и практически во всем Черноземье, не наблюдалось), не отказался от приглашения жены отведать магазинных. Пожаренные с лучком на растительном масле, они были вполне на уровне. Но именно – на уровне выращенного человеком. Того ощущения – вкусового, ароматического, – что дают природные шампиньоны, я всё-таки, несмотря на старания Татьяны, не ощутил. Может, причиною мой достаточно почтенный возраст, в котором вкус вообще, а грибного – особенно, притупляется, может, всё дело в психологическом настрое, но так или иначе считаю: природное несравнимо с тем, что вырастил человек.

Хотя и тут есть свои нюансы. Одно дело – приспособить для этого помещения, лишённые солнечного света и выделений слежавшейся и накопившей массу полезного, с прелой подстилкой земли (взятая наугад в теплицу почва её не заменит), когда трудно удержаться от использования чего-то искусственного для стимулирования роста. Другое – выращивать грибы на участках рядом со своим домом или в лесу, не добавляя к спорам (фактически это та же рассада для культурных растений) ничего лишнего и помещая их в привычную среду.

Именно последний вариант мы выбирали, проживая два десятилетия на Дону, в деревеньке Затишье. Там у нашей семьи был большой, почти гектарный участок земли с различными хозяйственными постройками – банькой, гаражом, погребом, сараями и летней кухней, – большим огородом и лугом. Замечу, выращиванием грибов мы занялись как-то произвольно, не ставя перед собой такой цели, в процессе обычных для тех лет занятий. А именно: принеся из леса или заливных прибрежных участков грибочки, обычно перебирали и промывали их у себя во дворе, где хранили дрова для топки, доски и рейки для строительства. Не­удивительно, что на них, как бы мы ни уберегались, попадали нередко (особенно в ветреную погоду) кусочки от грибных шляпок, ножек и мельчайшие споры. Закрепляясь в древесных щелях и выемках, на следующий год в тёплой и влажной среде они проклевывались и шли в рост. При этом не имело значения, оставалась ли древесина на дворе или убиралась на зиму под крышу.

Помню, как-то в середине мая, приехав из Ельца в Затишье, зашёл в сарай, где от бочек с водой (хранил их там на случай пожара) всегда было влажновато, и заметил над головой, на перекладинах, куда мы про запас складывали неиспользованные кленовые брёвнышки и их обрезки, несколько россыпей меленьких грибочков с буроватыми чешуйками, расположенными концентрически. Сразу не разобрал, что это за вид, и, конечно же, не стал ничего обрывать. Но через несколько дней, когда округлые, к основанию несколько вдавленные, упруго-мясистые шляпки в диаметре выросли сантиметров до десяти, занялся их аккуратной обрезкой. По белой с желтизной нижней стороне шляпки определил: да это же трутовик чешуйчатый или вязовик! Прошлой весной, возвращаясь из Задонска в свою деревню, зашёл перед мостом в прибрежный лесочек и на паре сухостойных вязов нарвал целую сумку молодых ещё, не успевших отвердеть трутовиков. Грибы не самые лучшие, всего лишь четвёртой категории, но в начале сезона вполне подходящие. Порезали тогда их на воле у дома и дали прорасти на древесных остатках, позже убранных в сарай. Так спустя год, не выезжая в пустоватый весенний лес, несколько дней ели трутовичков.

Они проросли в сарае и на следующую весну. Только в меньших объёмах– хватило лишь на один супчик. На третий год и того не увидел, лишь в углу сарая, куда не заглядывал в предыдущую весну, нашёл несколько перезрелых пестрецов или вязовиков (народные названия чешуйчатых трутовиков). Их порезал на мелкие кусочки и рассыпал над кучей дубовых сучьев, хранившихся за баней для топки: авось, прорастут! Но, конечно же, сухой трутовик да на дубе (не его дерево!) не привился, о чём особо не переживал: по натуре я – охотник, а не заводчик грибов!

Но та же куча дубового валежника в тени нескольких дубочков, самостийно выросших здесь же (вовремя не спилили их, а потом стало жалко), порадовала нас года через два вешенкой обыкновенной. Её, как и трутовика, в предыдущий год я принёс из июньского лиственного леса, где она группками росла на ослабленных и сухостойных деревьях. Порезали и помыли собранное на дворе, а воду с остатками вешенок то ли я сам, то ли жена, то ли дети вылили за банькой (канализации у нас в Затишье не было) на те же дубовые, начавшие слегка подгнивать сучья. Разумеется, ограничься мы только тем однократным поливом и находись валежник под открытым небом, ничего бы грибного на нём мы не увидели. Но в тени дубочков да в бурьяне создался тот же тепловой режим, что в знакомом лесочке с кустарниковым подростом: влага, испаряясь, сразу не уходит в вышину, а задерживается у крон растений, создавая своеобразную тепловую баню. А влаги хватало: нередко выплескивали туда помойную воду, причём не простую, а после промывки грибов. К тому же и дожди нередко перепадали.

Удивительно ли, что на валежнике в следующий июнь выросло ну никак не меньше пары вёдер сросшихся в пучки удивительных созданий под буроватыми, загнутыми по краям шляпками с вдавлинкой посередине, с белыми и желтоватыми пластинами, сбегающими на ножку. Грибы (они пахли восхитительно, не то, что магазинные) пустили на жарево и закатали варёными в банки. И хотя пищевую ценность вешенок, как и трутовиков, относят лишь к четвёртой категории, они показались нам превосходными. Может потому, что разграничение по категориям не всегда абсолютно точное, тут многое – от индивидуальных пристрастий. А может, сказалось длительное грибное воздержание, демократизировавшее вкус…

Здесь же, в Затишье, помимо вешенок и трутовиков, наша семья, так уж получилось, выращивала, не ставя перед собой такой цели, а просто будучи вовлечённой в процесс сбора и переработки даров леса на своей обширной усадьбе, не только грибов-паразитов, или в дословном переводе с греческого «нахлебников», развивающихся на древесине, но и сапрофитов или по-гречески «растений», прикрепляющихся к корням деревьев или кустарников тончайшими нитями – мицелием.

Как получилось?

Ещё прежние владельцы нашего деревенского дома высадили на дальнем конце домашнего земельного участка, рядом с полевой дорогой, несколько берёзок. При нас они разрослись и создали очень уютный природный уголок для отдыха. Нередко, возвращаясь из леса с корзинами грибов, мы не шли сразу в пропекаемый солнцем двор, а садились в тенечке под берёзками и занимались предварительной (перед промывкой) переборкой грибочков, отрезая загрязнённые корешки ножек, обтирая чистой тряпочкой шляпки. Все остатки нашей переборки мы за собой, рискуя быть обвинёнными соседями в небрежности, не убирали, оставляя их в травке и надеясь на очистительные природные процессы. Повторяли такие грибные посиделки неоднократно, не думая о последствиях.

О них через несколько лет жизни в Затишье нас известил в июле, во вторую грибную волну, десятилетний сын Лёша. Вид у него был торжествующий, в поднятых кверху руках что-то (сразу не определил что) зажато.

– Ну что, кто тут лучший грибник? –  вопит он, вбегая во двор и протягивая мне несколько крепеньких берёзовиков. – Ты ещё только со сна, я уже с грибочками. Всё обобрал, тебе не оставил ничего…

– Так уж не оставил, – бормочу я, чувствуя себя задетым и озадаченным.– Где это ты так отличился? Толик, наверно, подарил, – киваю в сторону соседнего дома.

– Прямо уж Толик, – обижается Лёша. – Я и без него…

Смотрит на меня, размышляя, открывать или не открывать тайну и, наконец, не выдерживает:

– В лес нам не надо больше ходить: всё рядом! – он оборачивается, указывая рукой на берёзовую куртину, и важно добавляет: – Не веришь – посмотри сам! Срезал, как ты велел, ножичком, но корешки видны!

Конечно же, тут же, сопровождаемый сыном, отправляюсь к берёзкам.

– Вот они, корешки, видишь? – Леша наклоняется, разглядывая следы своего сбора, я тоже хочу последовать его примеру, но вижу в сторонке, почти у дороги, выглядывающую из-под охапочки почернелых сучьев жёлтую грибную головочку на крепкой буроватой ножке – берёзовик! Чуть ли не бегом направляюсь к нему, круговым движением выворачиваю из земли (альтернативный срезанию под корешок способ сбора крепких трубчатых грибов) и показываю Леше:

– А вот этого ты не заметил!

Леша морщится и недовольно бурчит:

– Нашёл, чем хвалиться! Один лишь всего…

Вижу в полуметре грибочек поменьше и снова укалываю сынка:

– А вот и ещё…

Тут уж Леша не выдерживает и кругами начинает носиться по нашему мини-лесочку, иногда нагибаясь, что-то рассматривая и поблескивая складным ножичком. Через несколько минут сходимся и меримся сбором: у каждого – по нескольку хорошеньких, похожих на оловянных солдатиков, грибочков. Леша пересчитывает их и поднимает ко мне довольное лицо:

– Всего (с теми, что я раньше сорвал), – пятнадцать грибков! – он задумывается на минуту и объявляет тоном добытчика: –  Пусть мама суп заваривает из них!

Ещё года три Леша рвал грибы под нашими берёзками, пока сбор не сошёл на нет: порядком-таки утоптали мы невеликую (на сотне квадратных метров) грибницу. А для неё даже долгая сушь не так страшна, как уплотнение верхнего (на глубину до десяти сантиметров) слоя земли, где в основном располагаются мельчайшие нити грибницы. Наибольший урон им (говорю о лесах Центральной России) нанесли в советскую эпоху коллективные выезды на природу, как тогда говорилось, целыми трудовыми коллективами. После такого наезда в лесном урочище не оставалось ни одного незатоптанного клочка подстилки, ни одного целого, не срезанного грибка. И когда на следующий год здесь высаживался новый десант, он не находил и половины от прошлогоднего. Порушенная грибница не успевала оправиться от ран, нанесённые ей новые травмы ещё больше подрывали её здоровье. В результате она слабела и слабела, давая год от года всё меньшие урожаи, пока совсем не оскудевала на грибы.

Лёше тогда повезло: не стало поблизости от дома подберёзовиков, зато от конца мая и до самого сентября наш лужок радовал его луговым опёнком. Жёлтеньким красавчиком на тоненькой балетной ножке в шапочке-шляпке у молоденького колокольчиком, а у зрелого – плоской с бугорком посередине, с приятным запахом то ли гвоздики, то ли миндаля.

Его, луговика, мы занесли на свой участок после купания на Дону и захода затем на ближний заливной луг. После тёплых дождей он рос там, что называется, дуром: рви хоть горстями. Случалось, мы собирали его там и раньше, когда никаких других грибков было не найти днём с огнём. Он вкусен и универсален в употреблении: хочешь вари, хочешь суши, хочешь маринуй. Но собирать его муторно: в каждом не более одного грамма – попробуй набери впрок. Поэтому и я, и супруга луговой опёнок не жаловали, предпочитая менее вкусные, но более крупные грибы. Но тут, при таком изобилии его, конечно же, не удержались и нарвали по пакету. Пришли домой – наварили из одного пакета превосходного супа, а второй, не успев перебрать нежных грибочков, оставили в кухне. Когда вспомнили о нём к вечеру – было уже поздно: нежные грибочки слежались и превратились в скользкий ком. Для варева или сушки это показалось неподходящим.

И тогда кому-то из нас (то ли мне, то ли жене) пришло в голову: внесём это неиспользованное нами луговое богатство на свой лужок – авось, опяткам там понравится. Так и сделали, разделив мелко порезанный ком луговиков на десяток вёдер воды и расплескав всё по лужку, пройдясь перед тем по нему острыми металлическими граблями. Интересно было узнать – получится ли что из нашей первой и (замечу) единственной попытки целенаправленно заняться разведением грибков. На следующий год и я, и Татьяна несколько раз по весне заходили на луг узнать, получилось ли что из нашей затеи, и разочарованно возвращались в дом: ни одного опёночка не находили. И лето (оно было очень сухим) нас не порадовало: ну, не хотел опёнок расти около нашего дома! И только через год, когда уже почти забыли о своей попытке, о ней нам напомнил Лёша, притащивший домой через пару дней после тёплого дождика пакет ломких дождевиков и доложивший: «С нашего луга!».

http://www.lpgzt.ru