День удался

31 мая 2015

Автор: Алексей ПРАНОВ

День удался. Про такие – тихие, ясные, с лучезарными вечерами – говорят: отстоял как свечечка.
Вволю набродившись по щедрому на дары осеннему лесу, с полной (и тяжелой) корзиной грибов я вышел, наконец, к пустынному железнодорожному полустанку. По расписанию до пригородного оставалось еще часа три. Увы, даже самый упоительный вечер не бесконечен – темнело на глазах. Ну, что ж – не привыкать! Охапка хвороста, береста, пучок сухой травы – и с одной спички, как по волшебному мановению, небольшой костерок призван скрасить вынужденное одиночество и скоротать томительное ожидание.

На фоне уже звездного неба промелькнула летучая мышь – беззвучный глашатай ночи. Дохнуло свежестью. Подкинув хвороста, я улегся возле костра. Оказывается усталость, даже если буквально валит с ног, тоже бывает приятной. Тишина, покой, душевная умиротворенность…
Да, день удался.
Полежалось недолго. Крик, — отдаленный, из непроглядной темноты, со стороны горелого мелководья – заставил вскочить на ноги, насторожиться.
— Люди-и-и-и! – зычный человеческий возглас, прозвучавший на высокой нервной ноте, одновременно выражающей и радость и удивление, враз попрал тишину и покой, заронив зерно тревоги взамен былого умиротворения.
— Люди, люди! – повторяющиеся вопли раздавались все громче, по мере приближения. Не скрою: внутри шевельнулось нечто мерзкое, похожее на испуг. Чтобы хоть как-то погасить это неприятное ощущение, пришлось подбросить хвороста в огонь: первобытный инстинкт.
— Люди! – уже совсем рядом, с изнеможением в голосе, задыхаясь, под треск сухих сучьев и сбивающийся топот ног. Кто- то явно спешил на свет, напрямик продираясь сквозь горелый кустарник, стремился туда, где казалось наиболее безопасно и надежно, где свои, которые не выдадут, помогут, защитят.
Костер вспыхнул, выхватив из мрака щуплую фигуру странного человека с ореолом всклоченных седых волос вокруг головы и с безумными, как показалось глазами, лихорадочно блестевшими в темноте красными бликами отраженного в них огня. – Люди, милые люди, — облегченно выдохнул странный незнакомец и, обессилев, опустился возле костра, блаженно улыбаясь, с трудом переводя дух и загадочно озираясь. Гость был явно не в себе. Непонятно было к тому же, почему он ко мне, единственному, обращался «люди».
— Ради Бога, не пугайтесь! Я сейчас все объясню, все объясню. Если можно – воды! – дыхание у страждущего перехватило, он плотно зажмурил воспаленные глаза и дрожащей рукой нервно распахнул пошире ворот рубахи.
На дне походной фляжки оставался глоток воды, из еды – небольшой ломоть хлеба, вареное яйцо, соль.
Все это было с благодарностью принято и с алчностью поглощено.
Я молча ждал пока незнакомец мало-мальски придет в себя и, черт побери, толком объяснит, в чем дело.
* * *
Наконец я дождался выстраданного монолога, который выслушал до конца, не перебивая. Теперь, когда страшное казалось позади, человеку просто необходимо было выговориться, излить душу, и это тоже нужно понимать правильно.
— Извините! Извините великодушно, я, кажется, выпугал вас своим криком. Я сам испугался, что костер погаснет и тогда я пропал, — Странный гость виновато заглядывал в глаза, приложив руку к груди.
— Устал, сил нет. Проклятый лес, я заблудился, понимаете! Ночевал в лесу без спичек, без еды, без воды. НО самое ужасное – потерял очки! Споткнулся, упал – и они пропали. А без очков я сова в полдень – только силуэты. Я и теперь почти ничего не вижу – лишь огонь.
Человек горячился, взволнованно доказывая безвыходность своего недавнего положения, граничащую с обреченностью. Он крепко ухватил и удерживал мой локоть, как бы страшась потерять предоставленный ему шанс на спасение.
— Простите, я не представился. Иван Петрович, пенсионер. Проклятые грибы! Главное я их не ем, не люблю, а отправился по грибы, развеяться. Набрал полное ведро, а их все не убывает. Поставил ведро, стал ходить вокруг и закружился, потерял ведро с грибами. Стал искать – окончательно заблудился. Что делать? – Один, лес незнакомый, вот-вот поезд… боюсь опоздать…
Иван Петрович обреченно махнул рукой, вытер рукавом накатившую от переживаний слезу и голосом, требующего участия, продолжил: «Вышел на какую-то дорогу. Куда идти? Пошел наобум, шел часа полтора, вижу – не туда: дорога все хуже, лужи появились старые, зеленые. Повернул. Слышу – поезд! Я на звук, через лес. Шел-шел, вышел к реке, река большая, широкая – откуда? Совсем запутался. Пошел по берегу, попал в болото. Кочки, под ногами захлюпало. Хотел вернуться – потерял очки. Все померкло. В висках стучит, сердце бьется, разволновался… В общем, проплутал до темного. И кричал, и плакал, совсем отчаялся. Ночевал в лесу. Кто сказал, что осенью нет комаров? Они есть и хотят есть! Холодно! Кое-как до утра промаялся – жуть. Утром, чуть свет – я на ногах. Думаю, утро вечера мудренее, должен выбраться. Стал двигаться – согрелся. Голод, жажда – терплю. Но вот без очков беда, все как в тумане, а может и впрямь туман? – не пойму. В общем, весь день опять проплутал, никого не встретил, уморился. Все как во сне, и сам будто пьяный.
Стало темнеть, думаю, придется опять в лесу ночевать – переживу ли? Боязно… И тут костер! Не поверил своим слепым глазам, давай кричать… Чтобы я еще когда в лес – да ни ногой! Будь он неладен и с грибами вместе. Слава Богу, кончился этот кошмар…
…Издали прозвучал гудок приближающегося поезда, показался яркий луч прожектора, и вскоре и подсаживал незадачливого экстримала на высокие ступеньки вагона.
* * *
Как уже упоминалось, в ту поистине левитановскую осень – мягкую, сухую, по летнему теплую – в лесу был необычный урожай грибов. Наплыв народа на такое изобилие подвигнул железнодорожное начальство прицепить к основному составу пригородного дополнительный вагон, специально для грибников. Но по выходным все равно было тесновато.
В один из таких дней, спустя с неделю от описанных событий, я привычно сидел в кресле дополнительного вагон в ожидании своего заветного полустанка и под стук колес встречал и провожал глазами череду сменяющихся пейзажей золотой осени за окном.
Вдруг за спиной я хорошо различал знакомые интонации и оглянулся.
— И что же? — Через два ряда сидел мой новый знакомый. Иван Петрович нашел свежие уши и увлеченно живописал соседям по вагону свои недавние приключения, браво пересыпая повествования солью и перцем. На коленях он держал яркое пластиковое ведро, на его носу плотно сидели новенькие очки, надежно схваченные резинкой на затылке. На впалых, хорошо выбритых щеках рассказчика играл румянец, он был весел, свеж, жизнерадостен. Я невольно улыбнулся. Подумалось: удачи тебе, Петрович! И пусть сегодня все сложится так, чтобы под вечер, усталый, но довольный, ты мог с благодарностью произнести: да, день удался! Спасибо тебе, лес!