16 июля 2022
Дарья Ларина
корреспондент Expert.ru
Существует ли растительный интеллект?
Сейчас июльское солнце жаркой пеленой покрывает раскаленный асфальт. Сквозь духоту городского лета пробираются офисные работники в расстёгнутых пиджаках, а разгорячённые летней свободой дети торопятся в парк. На фоне зеленеет листва.
То, что листва именно на фоне, для проходящих мимо городских жителей кажется очевидным. Но современная философия, следуя курсу на демократизацию, размывает границы между участниками действия и декорациями. Астра кустарниковая многолетняя и дуб черешчатый внезапно преодолевают море эволюционных различий и получают право голоса в философском дискурсе последних лет.
Чудеса псевдонауки
По сути, это значит, что мы дарим растениям субъектность, то есть приглашаем их в круг разумных существ. Здесь важно не выйти на тропу ложных ассоциаций: о разумности растений привычно слышать в контексте тотемизма и древних языческих культов. Но духи леса, дриады и другие воплощения «оживших» деревьев на сей раз остаются в поле фантастического.
Исследования растительного интеллекта начались еще в двадцатом веке, но тогда не вышли за границу псевдонауки. Клив Бакстер, специалист по допросам в ЦРУ, пытался доказать, что дерево может реагировать на опасность, предвидеть ее и даже отличать умышленный вред от случайного. В результате своих экспериментов в 1966 году, Бакстер сделал вывод о чувствительности растений и их «понимании» происходящего вокруг. Но ни один ученый после Бакстера не смог успешно повторить эксперимент.
В 70-х годах было немало спекуляций об энергетическом поле, излучаемом растениями и потенциально обладающим целебными свойствами. Советский изобретатель Семён Кирлиан утверждал, что «поймал» на камеру это свечение, исходящее от ботанических видов. Все подобные попытки прошлого столетия возродить панпсихизм были описаны в книге «Тайная жизнь растений» (196
Томпкинса и Берда, которые исследовали мистицизм Нового времени.
Нейробиология под вопросом
С таким мистическим прошлым трудно всерьез воспринимать современные усилия ученых «докопаться» до вегетативного интеллекта. Тем не менее, в наши дни уже можно наблюдать явную эволюцию в сторону чисто-научного метода.
В 2005 году итальянский биолог Стефано Манкузо, сейчас преподающий в университете Флоренции, открыл Международную Лабораторию Растительной Нейробиологии. В своих исследованиях он утверждает, что, хотя у растений нет привычных органов чувств, их рецепторы распределены по всему телу и особенно сконцентрированы в корнях. С помощью них растения могут воспринимать звуковые и визуальные сигналы. О корневом «мозге» в свое время писал даже Дарвин.
Сьюзен Симард, профессор экологии в Университете Британской Колумбии, посвятила около 30 лет исследованиям лесов Северной Америки. Ее главным открытием стало то, что микориза, подземная сеть грибных корней, проходящая под лесом, может переносить питательные вещества и минералы. Так, например, пихта делится углеродом с потерявшей листья березой в зимнее время года, а березы летом помогают пихтам, растущим в тени. Старшие деревья, так называемые «матери», таким же образом помогают более младшим деревьям по всему лесу, у которых нет доступа к важным ресурсам, например, к сахару. Доказав межвидовую взаимопомощь, Симард, по сути, установила, что лес представляет из себя единый организм.
С внешней, чисто методологической стороной таких открытий биологи не спорят. Вопросы возникают к их интерпретации. Растительной нейробиологии существовать на самом деле не может, потому что у растений нет нейронов в привычном смысле. Тем не менее, Стефано Манкузо выступает за признание интеллекта растений и даже за их права. Подобные представления разделяет и Сьюзен Симард, хоть и понимает, что «редукционизм западной науки» (методологическое упрощение) вряд ли «оживит» зеленый покров планеты в ближайшее время.
По словам Линкольна Тайза, бывшего профессора биологии растений Калифорнийского университета в Санта-Круз, корни деревьев и нити грибов генетически запрограммированы естественным отбором на автоматическое выполнение своих задач, поэтому им не требуется сознание в привычном нам смысле.
Получается, что вся проблема в перспективе: запрограммированное природой поведение становится жертвой ложного очеловечивания, то есть сводится к поиску себя в Другом и возобновлению традиций тотемизма.
Возвращение к корням
Отчасти, современная философия в своих постгуманистичнских течениях замкнула круг, вернувшись к «дочеловеской» философии греческой архаики, которую разрушил гуманизм Сократа. Она вновь предлагает отвлечься от «венца творения» с его опрессивной субъектностью и сконцентрироваться на окружающей среде.
Так, например, объектно-ориентированная онтология (ООО) Грэма Хармана, сметает любой намек на антропоцентризм, онтологически приравнивая все объекты, будь то человек, кустарник, амурский тигр или шариковая ручка. Еще одним постгуманистическим витком стал концепт Тимоти Мортона о гиперобъектах, комплексных структурах, растянутых во времени и пространстве, начиная от капитализма и заканчивая скоплением пластика в Тихом океане — все это такие же равные человеку участники существования. Но принципиальное отличие онтологий Хармана и Мортона от тотемизма в том, что они не приписывают вещам антропоморфные черты, а просто стирают оценочную черту между разумным и неразумным.
Важно, по какой из этих двух схем мы действуем, говоря о растениях. Майкл Мардер, профессор философии русского происхождения из Университета Страны Басков — один из немногих теоретиков растительной философии в мире, выступающих за наличие разума и субъектности ботанических видов. В своей книге 2013 года «Plant-Thinking: A Philosophy of Vegetal Life» Мардер утверждает, что два концепта, наиболее вытесненные из философского дискурса современности — это душа и растения. А главный синтез двух «изгоев» западный идеи Мардер видит в том, что растения тоже обладают своего рода душой и, соответственно, могут претендовать на осознанность.
В ХХ веке щедрая постгуманичтическая мысль уже подарила права животным, признав у них наличие собственной идентичности — радикально новый подход по сравнению с пугающим упрощением Декарта, считавшего животных машинами, неспособными чувствовать даже боль. К «философии животных» обращались и утилитаристы, и Батай, и Берджер и даже Витгенштейн — список этот уходит в бесконечность.
На отечественном поприще философию животных продвигает Оксана Тимофеева из Европейского университета в Санкт-Петербурге. Говоря об образе животных в культуре и религии, она упомянула, что в православии есть понятие об общевидовой душе зверей, отличной от индивидуальной души человека. Теперь такую же логику Майкл Мардер переносит на растения, только уже не в религиозном, а в философском смысле.
Пока что он почти одинок в своих попытках, так как за зелёным трендом XXI века ещё не успели уследить мэтры европейской мысли. После того, как Аристотель закрепил растения на самой низшей позиции в классификации живых существ, их душа была вне обсуждений философов.
Век живи — век учись/ Зелёная сила в человеке
Важное слово в ботанический дискурс вносит Грэм Харман, уже упомянутый как один из главных сторонников ООО. «Вместо того, чтобы наделять песок и камни человеческой душой, мы находим нечто песочное или каменное в нас самих», — говорит он.
Идея Хармана, пожалуй, должна стать главным поворотным пунктом для растительно-ориентированных теоретиков. До этого все рассуждения вели в обратную сторону к очеловечиванию берез и гортензий, хотя стрелку компаса нужно перевести в сторону «озеленения» — преемственности вегетативного опыта.
П.А. Кропоткин, русский мыслитель-анархист, посвятил себя изучению флоры и фауны России, как в научных, так и в политических целях. Он выдвинул альтернативную теорию эволюции, обратную дарвиновской. Если с позиции естественного отбора виды существуют в непрерывной борьбе за статус первенства, то Кропоткин утверждал, что развитие невозможно без кооперации. Наблюдая симбиоз грибов и деревьев, межвидовую взаимопомощь птиц и млекопитающих, Кропоткин перенес идеологию взаимной выгоды на свою политику анархизма — если животные развиваются в кооперации, то и люди могут гармонично сосуществовать друг с другом.
Исследования лесной биосферы Сьюзен Симард также доказывает теорию взаимопомощи — как разные виды деревьев передают друг другу питательные вещества, так и общество способно перенять установку на кооперативную бескорыстность. А в современных условиях всеобщего объединения «мировой паутиной», модель лесной сети микоризы особенно актуальна. Сетевому мышлению внутри нас может научить и исследования Стефано Маркузо об отсутствии центра у растений, то есть, по сути, единства разума и тела.
Нейробиолог Иан Болдуин назвал такой перенос растительных качеств на людей «фитоморфизация», развернув антропоморфную идеологию тотемизма на 180 градусов. А Майкл Мардер в своей книге о средневековой настоятельнице аббатства Хильдегарде Бингенской говорит об описанной ею зеленой силе «viriditas» (буквально «зеленость»), которая, как дающая жизненную энергию растительная душа, расцветает в каждом человеке.
Философия не может остановить свою погоню за новыми, все более радикальными перспективами. Но на философию растений можно посмотреть более привычным взглядом, если воспринимать ее как идеологию преемственности. Растения делятся с людьми моделями вегетативного поведения, помогая нам новыми глазами взглянуть на человечность. Мы в свою очередь искореняем веками существовавшую «растительную слепоту», перенося на травы и деревья свой фокус внимания. Такой интерес к «зеленому фону» особенно важен сейчас, в эпоху Антропоцена, когда экологический кризис препятствует попыткам создать гармоничную кооперацию человека и природы.
